Восемь часов вечера.

Желудок саднило и крутило от голода. Вот почему она была такой неуклюжей и слабой, вот почему ее мысли изо всех сил бродили в тумане недоумения, лишь изредка обретая ясность. Она была в отключке двадцать четыре часа, с небольшим количеством воды и совсем без еды.

Дверь в ее комнату была заперта изнутри. При мысли о том, чтобы остаться здесь снова после наступления темноты, она яростно вывернула ключ в замке и распахнула ее. Ее глазам тут же предстал старинный серебряный поднос со столовыми приборами, тарелками, двумя серебряными супницами. Между чайником и блюдцем с маслом лежал конверт. Рядом с подносом стояла красная шляпная коробка и пара узких белых туфелек.

Кэтрин осторожно занесла поднос в комнату и поставила на письменный стол. Супницы были холодные. Да и потом, она скорее старую шляпу съест, чем еще раз попробует что-то из стряпни Мод. Где они вообще все берут? Наличие еды в доме виделось труднообъяснимым. Все, вообще все здесь было каким-то бессмысленным. Три дня стресса из-за омерзительного спектакля, постоянное чувство страха, мухи, выходки безумных старух… Эдит в стальной ванне из-под этанола. Вонь. Лестница.

Так, хватит. Хватит-хватит-хватит.

Она явилась сюда простой оценщицей антиквариата, но теперь эта ее обязанность казалась настолько далекой, что не имела ровным счетом никакого значения. Она так и не оценила здесь ни один предмет, зато ее все еще продолжали всячески оценивать. Но чего ради?

Ее подозрения насчет слабоумия Эдит переросли в страх перед чем-то куда более темным. Она будто не глядя подписала согласие на что-то, о чем ей то ли не рассказали до конца, то ли совершенно намеренно не собирались рассказывать вовсе.

От портняжного манекена шел цветочный запах духов, пропитавший все старинное кружево платья. Открыв коробку, Кэтрин помяла пальцами пожелтевший хлопок шляпы — шелковые цветы по ее краям казались хрупкими, чуть ли не рассыпающимися от старости. На дне коробки оказалась вышитая шаль — вот этой штуке точно было сто лет в обед, от одного прикосновения к ней Кэтрин чуть дернулась, как если бы то был толстый слой паутины. Туфельки оказались такими маленькими и жесткими, что она сразу поняла, что внутрь них не заправит и три пальца своей ноги.

Разорвав конверт, Кэтрин извлекла на свет божий лист желтой бумаги с водяными знаками в виде инициалов Мэйсона. Такую же прислали в контору Леонарда, такая же была доставлена ей домой.

Дрожащий и вихляющий почерк Эдит поддавался дешифровке с трудом, но когда Кэтрин закончила читать, то упала на кровать и уставилась за темное окно.

Моя дорогая Кэтрин!

Мы не хотим мешать Вашему отдыху, но в свете сегодняшних событий полагаем нужным заранее оповестить Вас. Мод приготовила Вам ужин. Прохладительные напитки будут поданы после представления о Мучениках-Кукловодах в более современном прочтении каролинской11 эпохи. Мы убеждены, что теперь Вы достаточно здоровы и сможете к нам присоединиться. Наш кукольный театр — впечатляющая местная традиция, истоки коей совпадают по времени с первыми шагами римлян по британской земле, хотя точную дату я назвать не смогу. Мой дядюшка полагал, что вычислил ее, и даже назвал когда-то мне, но я уже все забыла.

Ваше платье мы заменили. Шляпу и шаль вы найдете в коробке. Прошу Вас, будьте бережны к вещам моей матери — найти замену им будет нелегко. Начнем мы с первой звездой.

С уважением, Ваша преданная и нежная подруга

Эдит Мэйсон.

P.S. Сегодня к нам приходил некий джентльмен, назвавшийся Майком. Он был очень взволнован и настойчив — утверждал, что хочет поговорить с Вами. Мы сообщили ему, что Вам нездоровится, и поэтому Вы отдыхаете. Он привел с собой какую-то женщину, на мой взгляд, чересчур болтливую. Я не запомнила ее имени, хотя оно, поверьте, значения не имеет. Мы отправили их на смотр, чтобы они дождались там Вас. В будущем, прошу Вас, сообщайте мне заранее о возможных гостях! Я полагала, что достаточно ясно выразилась о нашем желании уединиться.

Так он действительно был здесь? Майк приходил за ней? Сама мысль о том, что он рядом, заставляла Кэтрин почувствовать себя еще хуже. Нет, он пришел не для того, чтобы спасти ее, потому что с ним была «болтливая женщина». Майк привел Тару с собой. Такой акт беспомощной жестокости внезапно подсказал ей, что она никогда не знала его на самом деле, и, возможно, была лишь жертвой собственных желаний все время их отношений. Как она могла так ошибиться? На каком уровне и каким образом его действия были хоть отдаленно приемлемы?

И почему он был здесь? Как он ее нашел? Леонард! Леонард, возможно, столкнулся с ним и позволил себе проболтаться. Или даже сказал ему, что ей нужна помощь, поддержка, кто-то знакомый, что-то вроде этого, — после того ее эмоционального звонка в контору в конце первого дня. Сама идея вмешательства Леонарда взбесила ее. Это означало бы, что Леонард проигнорировал ее просьбу и решил, что знает, как для нее лучше. Если он все еще горел желанием продать безумное барахло Мэйсона после всего того, через что она прошла, она бы могла отвези его сюда — пусть оценивает все сам. Самое время ему вступить в игру, потому что она умывает руки.

Ну и ну. Теперь Тара — в пределах досягаемости Красного Дома, вблизи его древних сокровищ. Быть может, Леонард тут не при делах — Майк вполне мог рассказать Таре о том, что Кэтрин оценивает оригинальные работы Мэйсона. А Тара вполне могла настоять на том, чтобы явиться сюда. Вот же сука. За сто миль учуяла наживу.

Увела у нее Майка, но даже этого показалось мало. Завтра утром она будет здесь. И с ней приедут телевизионщики — снимать документальный фильм об очередной английской древности. Как раз в тот момент, когда Кэтрин страдает от паранойи и прессинга со стороны старух, сучка Тара явилась, чтобы испортить все и лично Кэтрин, и эксклюзивной находке Лео Осборна.

Кэтрин вдруг почувствовала себя ни много ни мало осужденной — ее преследование набирало сумасшедшие обороты. Ее прошлое, ее трансы, ее враги — все будто бы собралось здесь в какую-то ужасную критическую массу специально для того, чтобы размазать остатки ее здравомыслия в кашицу. За ее жизнью будто бы стоял мощный контролирующий аппарат — вдумчиво, шаг за шагом планирующий ее падение. Может быть, он всегда был там, как она часто подозревала, и она была несчастной марионеткой в жестокой пьесе, которая началась в тот день, когда она родилась, когда ее родная мать отказалась от нее.

Господи, какой кошмар.

Земля уходила из-под ног.

Одежда, сумка, камера, ноутбук, телефон. Соберись, девочка, и просто уходи отсюда.

Но постойте-ка — дорога отсюда на машине пролегала через чертову заброшенную деревню и идущее там празднество. Но другого выхода не было.

Они все хотели, чтобы она попала на «смотр». Понятное дело, любой ярмарке нужен свой шут. Отдушина для пинков, затычек и насмешек.

Но кто там вообще может быть? Идея провести смотр в этом месте отдавала явной нелепостью. Еще одно заблуждение двух сбрендивших старух, которые не то опоили ее, не то отравили чем-то, чтобы ухудшить ее состояние и всеми правдами и неправдами удержать здесь. Согласно тому, что она видела, жители деревни не были пригодны для участия в чем-либо, кроме собственных похорон.

Она поспешно упаковала вещи, а затем повернулась к комоду, чтобы забрать свою одежду.

Ящик был пуст. Ее одежда пропала. Ее забрали. Ее грязное белье было внутри сумки, как и однодневная сменная одежда. Кэтрин посмотрела на отвратительное белое платье на манекене, и рыдания встали у нее в горле. Упав на кровать рядом с вещами, она спрятала лицо в ладонях.

Что ж, нужно быть сильной. Один неверный шаг — и конец всему. Когда ты болен, когда тебе не на кого положиться, нельзя давать слабину — разве не этому научила ее жизнь?